после войны, продолжение (из воспоминаний Л. А. Давыдовой)

Окончив семь классов музыкальной школы, я поступила на фортепианное отделение музыкального училища при Ленинградской консерватории. Мои занятия вызывали интерес у многих в классе. Особенно искала моей дружбы отличница Таня Павлова. Мы вместе ходили на переменках, много говорили. Вдруг, она, не сказав ни слова, стала дружить с другой девочкой. На меня это произвело такое впечатление, что, вызванная к доске, я ничего не могла сказать, словно цепенела.
     В наш район переехал друг отца, Пермяков. Его дочь Татьяна пришла учиться в наш класс. И села со мной вместе. В этот момент она читала много исторических книг, где обсуждались вопросы происхождения. По её инициативе мы составили список учеников нашего класса, где разделили всех по принципу «голубых» и «не голубых» кровей. Этот список мы забыли в классе на нашей парте, и он попал в руке к моей бывшей подруге Тане Павловой.

      Было классное собрание с участием нашего классного руководителя, обвинителем выступала Таня. Я взяла вину на себя. Класс объявил мне бойкот. Вернувшись домой, я слегла с температурой, и, видимо, рассказала о происшедшем дома.

      Моя приемная мать была возмущена, пришла к директору школы и устроила скандал. Директор предупредила, чтобы имели в виду, что в наше время лучше подобных разговоров ни детям, ни взрослым не вести. На этом история благополучно завершилась.

      Варвара Ивановна Трунова, моя приемная мать, была человеком неординарным. Будучи родом из очень состоятельной купеческой семьи, после революции она чудом уцелела. Образования высшего ей получить не удалось, т.к. она одна растила двоих детей. Муж был болен, рано умер, и никто не мог ей помочь. Она окончила много разных курсов, благодаря которым всегда могла найти себе работу. Кроме того, она прекрасно вышивала, вязала и шила. Её руки могли делать все, начиная от машинной кружевной вязки и заканчивая вышитыми картинами, гобеленами, которые можно было вешать на стены.

      Характер у неё был вулканический. Она ревновала отца. В том числе, к директору предприятия, на котором он работал много лет, и ему пришлось уйти с работы и торговать на рынке носками, которые она вязала. Она ревновала также к памяти моей матери. Однажды я обнаружила разорванную мамину фотографию. Она заставила нас с Катей называть ее мамой.

      Моя умная сестра сказала мне тогда: «Я тяжело больна и, наверное, скоро умру. Но если бы я была здорова, то никогда не назвала бы ее мамой». Вероятно, она вспомнила мамины слова: «Если меня не станет, отец, конечно, женится. Относитесь хорошо к этой женщине, но не называйте ее мамой». Мы нарушили обещание, но иначе жизнь была бы невыносима…